С.Н.Шевердин.
Питейная традиция и современная цивилизация
4. Алкоголь и питейная традиция в контексте первых шагов культурогенеза
4.5. Благотворность и коварство обычаев
Я уже писал, что наиболее убедительной - и к тому же наиболее операциональной для исследования питейной традиции - я считаю трактовку культуры как адаптивно- адаптирующей универсальной системы. Соответственно этому интерпретируются и обычаи - как выработанные первобытными человеческими коллективами новые стереотипы поведения взамен инстинктов, которые не могли уже регулировать поведение в изменившихся условиях. Эластичность адаптации к среде с помощью набора содержащихся в генотипе инстинктов крайне незначительна и консервативна. Разные скорости изменчивости видов и среды - особенно в периоды нередких природных катаклизмов - не однократно приводили к тому, что инстинкты, обеспечивающие жизнеспособность популяций, превращались в свою противоположность, становясь источником их гибели. Эволюционисты, антропологи предполагают, что неандертальская ветвь пралюдей исчезла именно потому, что не смогла изжить некоторые инстинкты - в частности, внутривидовую агрессивность, внутриплеменной каннибализм, не смогла выработать стереотипы человеческого сотрудничества, которые и помогли выжить кроманьонцам, нашим предкам. У них сложилась надбиологическая (по Л. Уайту, "надсоматическая") система адаптации, намного более эластичная и "скоростная", включавшая обычаи первобытной кооперации для самозащиты от хищников, от "чужих", для добывания средств существования, изготовления орудий, а также систему обязываний к соблюдению некоторых охранительных правил и запретов ( табу) .
Будучи не биологической и надбиологической, эта система адаптации автоматически стала анти-, или абиологической. И это был еще крохотный росток, из которого развилось такое растение- хищник в виде производящей вредности индустрии, по сравнению с которым кровожадные орхидеи из рассказа Уэллса выглядят нежными фиалками.
Антибиологический характер обычного (обрядового) регулирования особенно наглядно проявился в пищевых (то есть и в питьевых) обязывающих и запретительных предписаниях. Причем эти регулирующие нормы носили преимущественно не биологический (собственно пищевой) характер, а сверхбиологический, смысловой. Да и сами трапезы, помимо утоления голода и жажды, означали приобщение к своему кругу ( роду) - при этом неприобщенные к трапезе и питью из большого общего сосуда (того, что позднее у славян, например, называлась круговой чашей, братиной) самим фактом неприобщения отбрасывались в разряд чужих - тех, "с кем мы не пили и не ели" (кстати, очень похоже на психологию "пивного братства" завсегдатаев пивных, компаний собутыльников). Наделение приема пищи и питья не пищевыми, символическими значениями, уже предписывало, в частности, и почитание опьяняющих напитков, доходившее , как уже говорилось, до их обоготворения. Обычай становился носителем вреда, вредоносным, вредным, оставаясь почитаемым.
Это общее явление. О его закономерном характере говорят и многие странности в питании нынешних примитивных народностей и племен. К примеру, среди населения Сахели детям запрещено есть яйца (обоснование - долго не научатся говорить), рыбу (отстанут в умственном развитии), беременным и кормящим женщинам - овощи и фрукты (174; 9).
