Международная Независимая Ассоциация Трезвости

 

Rions, chantons, o mes amis, Occupons-nous a ne rien faire. Laissons murmurer le vulgaire: Le plaisir est toujours permis. Que notre existence legere Sevanouisse dans les jeux... Vivons pour nous, soyons heureux, N'importe de quelle maniere. Un jour il faudra nous courber Sous la main du temps qui nous press, Mais juoissons dans la jeunesse, Et derobons a la vieillesse Tout ce qu'on peut lui derober.

Давайте пить и веселиться, Давайте жизнию играть, Пусть чернь слепая суетиться, Не нам безумной подражать. Пусть наша ветреная младость, Потонет в неге и вине, Пусть изменяющая радость Нам улыбнется хоть во сне… Когда же юность легким дымом Умчит веселье юных дней,  Тогда у старости отымем Все, что отымется у ней.

Точный перевод первых двух строчек таков:

"Давайте смеяться и петь, мои друзья, 
Займемся "ничего неделанием".

Подстрочник пятой и шестой строчек таков:

"Пусть наше легкое существование
Рассеется (развеется?) в играх".

Значит, Пушкин вносит в образ, в знак другой культуры однозначно проалкогольную установку. Кстати, калькой является и зарубежное восприятие России. Пьянство считается неотъемлемой чертой русского народа, а водка национальным русским напитком, хотя в действительности она пришла на Русь с Запада.

5. Трансформация при переходе произведения культуры в другие жанры. Экранизация древнерусского эпоса "Садко" (к/ф 1953 г.) включила в себя сцену, отсутствующую в оригинале: критерием отбора в военную дружину, то есть в элитное воинское формирование, изображается высокая толерантность к алкоголю.

6. Пронаркотическое искусствоведение. Блестящий пример, имеющий, кстати, отношение и к тенденции №4, представляет собой школьный учебник по французской литературе, неоднократно переиздавашийся в эпоху застоя. Его авторы дают замечательный "психотерапевтический совет" - выходить из депрессии при помощи алкогольных изделий и освещают его авторитетом "солнца русской поэзии": "Жизнелюбивый дух французского писателя (Бомарше - В. Л.) был очень близок Пушкину, который советовал:

"Коль мысли черные к тебе придут, 

Откупори шампанского бутылку

Иль перечти "Женитьбу Фигаро (248)".

Кстати, такой совет дает не сам Пушкин, а один из самых зловещих его героев - Сальери. И дает-то он этот совет в сцене отравления Моцарта, насыпая яд в бокал своего конкурента.

7. Цензурирование произведений искусства. Шедевром советской эстрадной музыки второй половины 70-х годов стал диск Д. Тухманова " По волне моей памяти". А песня из него "Во французской стороне..." стала на 1977 год своеобразным гимном студенчества. Очень многим импонировал его дух отрицания официальной условности, и даже ее заключительная мысль: как бы не умереть на хмельной пирушке в годы учебы (своеобразная смысловая точка песни). В тоже время, резюме первоисточника (156), стихотворения средневекового студента, говорило совсем о другом и именно оно-то и оказалось отрезанным талантливым композитором:

"Вот и все! Прости-прощай,
разлюбезный швабский край!
Захотел твой житель
Увидать науки свет!...
Здравствуй, университет,
Мудрости обитель!
Здравствуй разума чертог!
Пусть вступлю на твой порог
с видом удрученным,
но пройдет ученья срок,
стану сам ученым.
Мыслью сделаюсь крылат
в гордых этих стенах,
чтоб открыть заветный клад
знаний драгоценных!"

8. Полное исключение из культурной жизни высококлассных художественных произведений. (Явление, видимо, чисто тоталитарное). Долгое время не могла пробиться к советскому читателю поэма В. Ерофеева "Москва-Петушки", переведенная на многие языки и в ряде стран рекомендованная в профилактических целях как антинаркотическое произведение. Лишь единожды за пол-века было издано автобиографическое произведение Джека Лондона "Джон Ячменное зерно". И это при том, что все творчество Лондона пользовалось в СССР гигантской популярностью, не соизмеримой с успехом у себя на родине, в США. 

В общем, ПКП - это массовидное, разнонаправленное и глубоко эшелонированное образование. Есть ли шансы воздействовать на него? Есть! Или, точнее, они появляются в последнее время. Вплоть до второй половины 20-го века человечество не знало другой дезалкоголизации, кроме принудительной ("сухозаконные акты" эпохи Первой Мировой войны). Альтернативных форм денаркотизации, по большому счету, и не могло бы возникнуть. В природе человека заложено стремление выйти за пределы повседневности, пережить нетрадиционный опыт. И вплоть до новейшей эпохи существовало только два массовых пути отлета от реальности, ведущих, в принципе начало от одного корня: религия; легальные и нелегальные наркотики. Причем у второго пути были значительные преимущества в создании иллюзии раскрепощения и творчества. Первый путь подлежал систематизации, канонизации и предусматривал репрессии за творчество в своей области (уничтожение сектантов, еретиков и др.).

Принудительная дерелигизация России Советской (при жесткой нормативности всех отношений) предопределила огромные перспективы алкоголя, как способа отлета от реальности и кратчайшего пути к эйфории. Доказательство данного тезиса представляет распределение наркотиков по сегментам общества. Чем жестче был организован данный сегмент общества, тем большую роль в его духовной жизни играли наркотики. Хотя по Уставу и другим нормативным актам, армия и тюрьма должны были бы быть максимально свободны от наркотиков, именно там зависимость от алкоголя и других наркотиков столь велика, что формируется своя субкультура наркотизации ("чифиризм").

Только реальная секуляризация сознания в течении ХХ века и НТР и ИКР создали предпосылки для устойчивой денаркотизации сознания. В их числе можно назвать:

· ·удешевление творчества и многообразие способов создания "новой реальности" в результате ИКР, которые создают компактные возможности "проживания нескольких жизней";

· ·свобода передвижения и рост благосостояния, которые открывают возможности для гигантской смены впечатлений, странствий по различным стилям жизни, в том числе создание условий для знакомства с различными типами безнаркотического стиля жизни;

· ·детабуирование секса, как одного из мощнейших источников наслаждения.

Превращение этих предпосылок в действительность возможно на пути намеченной Фрейдом и другими мыслителями реабилитации гедонизма.

Итак, максимальное изживание монотонного, рутинного труда и расширение возможностей для творчества является наиболее серьезным аргументом в пользу дезалкоголизации и денаркотизации вообще. Социальной базой гуманистической денаркотизации должны стать средний и высший классы Запада. Низы Запада и слаборазвитые страны Азии и Африки менее ощутили благодетельные последствия НТР и ИКР. Но подобно тому, как когда-то костюм белого человека и присущие ему символы (табак, алкоголь) распространились по всему третьему миру, так и ныне эволюция западных стандартов способна благотворно повлиять на Россию и находящиеся в сходном состоянии страны.

Отрезвление, денаркотизация сознания, как и экологизация нашего отношения к природе, являются необходимым условием выживания человечества как вида и в своей области им нет реальных альтернатив. Но до реализации безнаркотических способов бытия нам предстоит сосуществование с превалирующей, пронаркотической культурой. Мало удивительного в том, что трезвенническое движение, по крайней мере трезвенническое движение России, изначально избрало по отношению к пронаркотической культуре путь первохристианской нетерпимости. В период антиалкогольной "бури и натиска" (1985-1987) из известного кинофильма "Бриллиантовая рука" вырезалась сцена с проалкогольными медицинскими рекомендациями.

Новый путь не в отметании пронаркотической культурной классики, а в максимально достоверном воспроизведении ПКП и формирующих его механизмов. Подобно тому, как в психоанализе осознание причин появления того или иного комплекса является отчасти уже и преодолением комплекса, так и достоверный анализ ПКП уже частично разрушает учение о естественности, нормальности алкоголизированного состояния.

Творческий анализ ПКП означает новые аспекты в развитии гедонизма. Подобно тому, как мы получаем самостоятельное эстетическое удовольствие от культуроведческих трудов Лотмана, Бахтина, Гулыги (А. Перрюшо, А.Моруа, И. Стоуна), не за горами формирование способности получать удовольствие от сознательного странствия в мире пронаркотических построений. Уже сейчас в общении и публицистике российскими трезвенниками многократно обыгрывается параллельное движение по первоисточнику и по более наркотизированному произведению, созданному по его мотивам (см: трилогию А. Линдгрен о Малыше и Карлсоне и советский мультфильм, где домыслена сцена курения отца за обеденным столом). Другим вариантом такого гедонизма могло бы стать адекватное прочтение нетрезвеннических шедевров, воспевающих полноценную эйфорию без химических веществ.

Николай Гумилев. В библиотеке.
О пожелтевшие листы
В стенах вечерних библиотек,
Когда раздумья так чисты,
А пыль пьянее, чем наркотик!

Символом конечного результата в интересующей нас сфере мог бы стать античный храм. Глядя на его колонны, мы не воображаем себе осклизлого от крови жертвенника, не чувствуем вони паленой шкуры и внутренностей жертвенных животных, но ощущаем трепет от прикосновения к колыбели европейской культуры. Так и человечество будущего, читая стихи Пушкина и Хайама, глядя на картины Стена и Рембрандта, станет одухотворяться стремлением титанов к красоте и свободе, а их дифирамбам в адрес легальных и нелегальных наркотиков будет внимать с отеческой полуулыбкой, как мы сегодня воспринимаем добросовестное и искреннее выполнение людьми античности ритуалов в честь Марса, Юпитера и Меркурия.

Трезвость - это не что иное, как последовательно проведенный гедонизм, а по отношению к культуре она означает извечное стремление: взять из прошлого огонь, а не пепел. Итак, освобождение человечества возможно только на пути гедонизма. А гедонизм, полноценное эпикурейство полностью противоположны субкультуре российских "тошниловок". Это уже осознает общественное мнение Западной Европы, теперь данную простую истину предстоит постичь российской общественности.