| |
Виевский Анатолий Николаевич – главный нарколог Украины
Я начал курить в шесть лет. Обычно, когда так говорят, то
предполагается, что это несерьезно. Где-то, может быть, попробовали один раз. У
меня очень хорошая семья, заботливые родители, но это не мешало мне курить
каждый день и в достаточных количествах. Они довольно быстро это заметили.
В качестве семейной легенды вспоминается случай, когда меня
пороли в конце первого класса за то, что я курил, а я утверждал, что я уже
бросил. Это вызывает семейный хохот, когда семилетний шпингалет рассказывает о
том, что он уже бросил. Производит впечатление.
Наверное, это было уличное поведение, которое
противопоставляется легальным формам поведения. Это свойственно многим людям.
Алкоголь, табак, наркотики родственны в одном: это игра в бытие – небытие. С
помощью курения ребенок получает возможность поиграть в какие-то нелегальные
варианты жизни, внешне безопасно попробовать поставить себя в некую нелегальную
ситуацию. Думаю, у многих это объясняется примерно также, во всяком случае, если
это детское курение, и если оно не связано с укладом жизни. Разумеется, ни о
какой зависимости в шесть лет речь идти не может.
Я, конечно, продолжил курить и курил почти без перерывов 25
или 26 лет, до 1984 года. Очень много выкуривал, в последние годы по две-три
пачки в день. Разговоры о том, кто что курит и сколько – это все фокусы
курильщиков, когда они рассуждают о крепких и слабых сигаретах – я ими не
накуривался. Думаю, что дело было не в количестве никотина, что причины
психологические.
Но наступил день, который я очень хорошо помню: это было 22
мая 1984 года, когда утром я выкурил какое-то количество своих последних сигарет
и с тех пор не курю в течение 16 лет. Причина? Я решил поспорить сам с собой.
Я пытался бросать много раз, как все курильщики. Один раз
бросил на спор на десять месяцев. Спор был чисто символический - на один
советский рубль. И ровно через девять месяцев, в тот же самый день, когда спор
закончился, я закурил снова. Был другой неприятный случай, когда у меня
подозревали онкологическое заболевание, и я делал небольшую паузу, но когда
опасность миновала, я снова закурил. Кстати, хорошо помню, как это было. Я был в
Москве, купил какие-то из московских сигарет, не те, которые курил каждый день,
и это было ужасно неприятно, но это мне не помешало, я перешел на следующие,
потом еще на следующие…
Или однажды пытался бросить курить, постепенно уменьшая
количество сигарет. Это напоминает комическое описание экологической ситуации,
когда в некотором месте концентрация свинца превышала предельно допустимую в 12
раз, а теперь только в четыре.
Но тот день, когда я бросил курить в последний раз, я
запомнил очень хорошо. Тут, наверное, повлияла все-таки моя профессия психиатра:
я поспорил сам с собой, что смогу. Конечно, я смог, но потом многие ночи я
просыпался от кошмарного сна. Мне казалось, что я закурил, что не выдержал. И
мне было ужасно неудобно перед самим собой. Еще много лет мне хотелось курить. Я
любил находиться среди тех, кто курит, я не избегал этого, но сам не курил. В
общем, я был пассивным курильщиком. Но находиться все время рядом с людьми,
которые курят, невозможно. Это даже странно. Таким образом я еще лет пять-семь
хитрил.
А сейчас мне просто-напросто неприятен табачный дым. Но у
меня на это есть своя система объяснений. Мне кажется, мне это неприятно из-за
того, что я не хочу, чтобы люди курили. Это внутренняя активная позиция. Когда
они курят, я не понимаю, зачем им это нужно.
Зависимость? Я не знаю, что такое физическая зависимость. Я
же профи. Я не верю в рассказы, когда говорят,
что смертельно хочется закурить. Я не думаю, что это очень
обоснованно. Наблюдал за людьми, которые говорили, что им мучительно хочется
курить, но тут же они с такой легкостью отвлекались, в общем-то, на какие-то
маленькие дела.
С другой стороны, я железно могу сказать, что я был
зависим. У меня была причина опираться на своеобразный костыль психологического
свойства. И таким психологическим костылем для меня являлось курение.
Несомненно. И три пачки я выкуривал не потому, что испытывал тягу, а потому, что
я постоянно нуждался в ритуалах и привычных движениях. Это меня стабилизировало,
как мне казалось. Я кашлял, как положено. Я знал, что это называется «хрипунцом»
- утренний кашель курильщика. С моей точки зрения, у любого курильщика присутствует один серьезный
элемент – это почти всегда демонстративность. Другое дело, что многие
люди не сознаются в этом. Но элемент рисовки в этом, несомненно, есть, даже если
перед самим собой.
Что можно сказать тем, кто начинает курить? Говорить
курильщику, что курение опасно – бесполезно. Он сам прекрасно это знает.
Говорить, чтобы он бросил – не думаю, что он это услышит. Предупреждать
население о чем-то – это лучший способ быть не услышанным. Хотелось бы сказать
что-то, чтобы тебя услышали, сказать что-то узнаваемое. Для меня наиболее
неприятными были проблемы с легкими: одышка, кашель и т.д. К счастью, это в то
время не привело к каким-то более серьезным заболеваниям. Мне бы хотелось, чтобы
они знали, что они с высокой вероятностью заработают и этот кашель, и эту
одышку. На это нельзя не обратить внимание.
Став некурящим, я не
завишу от всяких ненужных мне вещей: мне не нужно искать сигареты,
спички, место и тому подобное. Я не курю, а значит, у меня нет проблем, которые
сопровождают любого прокуренного человека. И очень рад этому, потому что можно
просто дышать.
Мне удалось бросить
курить, когда я воспринял курение всерьез. Это самый ключевой момент.
Многие воспринимают курение совсем не так, как оно есть. На самом деле это
совсем не безобидная затея – курить.
Для того чтобы бросить курить, нужно сначала понять, чем ты
на самом деле занимаешься, а потом уже принять решение. Когда я понял, что если
еще раз закурю, то это будет равносильно тому, что я продолжу курить. А значит,
пропадать дальше. Курение для меня стало
синонимом слова «пропадать». Я задал себе вопрос: «Насколько я уже не
способен владеть своей жизнью, чтобы обязательно пропадать дальше?» и оказалось,
что не обязательно. А уж как к этому люди придут, с помощью медикаментов,
психотерапевтических опор или даже тривиальных штук, которые произошли со мной –
поспорил сам с собой – это дело техники. Но стартовая точка – серьезно отнестись
к курению. Думаю, что в обществе вообще есть большая недооценка того, что есть
курение.
Как человек начинает относиться к курению серьезно? Это уже
что-то более глубокое, чем курение. Это связано с ответственностью. У меня
получилось, что курение – это моя личная несвобода. А для меня это недопустимо,
так как я больше всего ценю свободу и независимость. Тут я восстал. Мало кому
удается сделать эту перемычку между курением и несвободой, хотя она очевидна.
Обсуждаем же мы тему зависимости. То, что нуждаешься в костыле – это обидная
постановка вопроса.
Некоторые говорят, что это соска. Соска – это очень
аккуратное лицемерное обозначение того, что на самом деле происходит. Это не
соска, это костыль. Но люди даже не хотят в эту сторону сползать, поскольку это
касается интимных регистров курения. То, что курение заняло такое место, и что
людям трудно осознать, насколько это серьезно, это не связано только с самим
курением. Скорее всего, это связано с отношением к самому себе, с границами
персональной ответственности. Курение выходит на тему человека. Именно поэтому
оно заняло такое место.
Да и медики у нас курят. Некоторым кажется, что врач, тем
более нарколог, должен об этом все лучше всех знать. Но на самом деле, он ничего
не должен. Место табака в украинской медицине очень трудно идентифицировать.
Вопросам курения, которые необходимо знать врачам, их никто не обучает.
Вопросами табака занимаются только отдельные люди, которые этим по каким-то
причинам увлеклись. Онколог может сказать о курении постфактум. Я много раз
видел, как в хирургических, онкологических отделениях пациенты курят, хотя с
помощью несложных элементов реабилитационных программ можно было бы это
устранить, отнюдь не путем запретов.
Наше медицинское образование исходит из биомедицинской
уверенности, что можно изобрести какое-либо средство, которое всем поможет, но
где уверенность, что пациенту надо, чтобы ему помогло.
Другие интервью |