Международная Независимая Ассоциация Трезвости

Трезвость

Слово «трезвость» существует и в обычной речи, и как термин.

1. СЛОВО. О трезвости как слове естественного языка подробно трактует Этимологический словарь М.Фасмера.

(Четырёхтомник немецкого языковеда Макса Фасмера почитается как наиболее авторитетный среди словарей, объясняющих происхождение [этимологию] русских слов. Он переведён и дополнен академиком РАН О.Н.Трубачёвым, главным редактором многотомного Этимологического словаря славянских языков, издание которого ещё не закончено, но об анализируемом слове мы в подготавливаемых томах мы вряд ли прочтём что-либо новое).

В словаре Фасмера даны варианты слова «трезвость» в других славянских языках, что позволяет считать его (слово) общеславянским, если принять точку зрения (правда, не всеми лингвистами разделяемую) о существовании общеславянского праязыка, распавшегося, по доказательной версии, примерно в V-VI веках новой эры. Указаны, в частности, варианты: украинский (тверезий), белорусский (церезвы), древне-русский (терезвъ), болгарский (трезвен), сербо-хорватский (триjезан), чешский (strizlivy), словацкий (triezvy), польский (trztzwy)… Из диалектных вариантов указан один – терезвий.

Фасмер с языковедческих позиций подвергает сомнению, которое явно разделяет и Трубачёв, сопоставления других исследователей с древнеиндийскими, а также греческими и латинскими корнями, имеющими значения «жажда», «сушь», хотя такие сопоставления интересны по смыслу. Интересно такое сообщение М.Фасмера: «Форму “тверёзый” Брандт… объясняет влиянием слова “твёрдый”». (Макс Фасмер. Этимологический словарь русского языка. Т.IV. – М., 1987. С.46).

Из принципиальных дополнений других языковедов к фасмеровскому толкованию можно отметить предположения: а) П.Я.Черныха в двухтомном Историко-этимологическом словаре русского языка и б) Н.М.Шанского, Т.А.Бобровой в популярном Этимологическом словаре русского языка. Первый указывает на более древнюю, до ХI века, форму существительного –«трезство» и допускает, что в общеславянском слово «”terzvъ”/терзв первоначально значило “только что вышедший из состояния опьянения”, “страдающий от похмелья”». По мнению дуэта авторов, «terzvъ», напротив, «тот, кто хочет пить, ещё не выпивший».

Неопределённость значения слова выражается ещё и в том, что оно иногда означает… «умеренный». Например, в болгарском языке. Впрочем, контакты советских трезвенников (почтовые и очные) с единомышленниками в 60-70-ые годы ХХ века из Болгарского национального общества трезвости и из числа актива газеты «Трезвеност» наличие этого значения в активном современном речевом обороте не подтверждают.

О многозначности слова свидетельствует словарь Даля. «Трезвый», согласно знаменитому словарю – это: а) и только «воздержанный в напитках»; б) и вообще «непьющий»; в) и всего лишь «неупивающийся». Интересен упомянутый Далем псковский диалектный синоним – «читый» и поговорка «чит, как стёклышко», в наше время – в связи с «пропажей» прилагательного – бытующая, как можно в большой вероятностью предположить, в виде: «чист, как стёклышко».

Кроме того, исследования и наблюдения показывают, что в русском, советском быту не только в начале прошедшего столетия, но и на всём его протяжении трезвыми, непьющими могли назвать и малопьющих. Даже в 80-ые годы некоторые авторы журнала «Трезвость и культура», употребляя слово «трезвость», допускали его применимость при описании ситуаций потребления, например, пива.

Более того: даже в рамках толкования слова «трезвость» как полного отказа от алкоголя возможно его применения к различным объектам, если иметь в виду мотивацию совершенно непьющих.

Указанными обстоятельствами объясняются: 1) «разноязычие» и трудности достижения взаимопонимания в речевом общении по поводу пития/непития; 2) ситуационная целесообразность: а) уточняющих словосочетаний типа «абсолютная трезвость»; б) более однозначных слов типа «умеренник», «воздержанник» (у Даля «воздержник» – синоним «трезвенника»).

Всё вышесказанное в первом разделе статьи показывает, что слово «трезвость» в качестве термина ещё не… устоялось.

2. ТЕРМИН. (Примем точку зрения большинства лингвистов и терминологов, что «слово» и «термин» – термины разные). В качестве термина анализируемое слово, согласно точке зрения, содержащейся во многих историко-лингвистических и филологических исследованиях, сначала закрепилось в религиозной лексике. Произошло это в эпоху канонизации, т.е. до Первого вселенского Никейского собора (325 год новой эры, г.Никея; Вифиния, Византия / ныне территория Турции).

Тяготение к терминологичности у слова «трезвость» заметно в наставлениях апостола Павла. Так, после знаменитого афоризма: «Дурное общество развращает добрые нравы», цитировавшегося и в «безбожные» времена в светской этической литературе (возможно за вполне материалистический смысл и созвучность ленинскому: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя») следует наставление: «Отрезвитесь, как должно, и не грешите. Ибо некоторые не имеют знания Бога…». (Первое послание к коринфянам, 15; 33-34). Значение слова, безусловно, не антипитейное: его можно выразить почтисинонимами: «одумайтесь», «образумьтесь», а вполне равнозначно таким словосочетанием: очистите разум от грешных помыслов (по-церковному: похотей).

Исток терминологичности и нашей трактовки слова просматривается в Послании к Титу, что ясно в контексте: «Ты же говори то, что подобает здравому учению: чтобы старцы были трезвы, с достоинством, целомудренны, здравы в вере, любви, терпении; чтобы старицы также были в своём поведении, как подобает святым, не клеветницы, не порабощённые вину …» (Послание к Титу; 2; 1-3).

Как видно, и буквальное, и метафорическое значения слова «трезвость» произрастают из общего корня. Эта общность, отразившись в обширной религиозной литературе от отцов церкви до современных словарей, в разной степени сохраняется в церковной лексике и посейчас. Магистр-богослов Григорий Дьяченко в подготовленном им в конце ХIХ столетия и переизданном спустя век под патронатом патриарха Алексия II Полном церковно-славянском словаре склоняется почти исключительно к широкому значению. Что касается антиалкогольного смысла, то его он склонен трактовать в духе умеренности. Это видно из ниже цитируемых (по современному алфавиту) статей: «Трезвение = трезвость или бодрствование. Трезвенник = трезвый, бодрственный. Трезвенный = воздержный…» И, процитировав начало наставления Павла Титу, автор словаря комментирует: «…несомненно, апостол Павел говорит здесь о душевной трезвости, о таком состоянии духа старца, когда он недоступен увлечениям…». Трезвлюся = соблюдаю трезвость, умеренность; бодрствую. Трезв(ен)ый = трезвый, здравомыслящий».

3. ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Обретение словом терминологического статуса свидетельствует о насыщении его (или возможности насыщения) содержанием, предопределяющим появление нового понятия и возможность дать определение термину, а значит и явлению, им обозначаемому: в первом случае определение обычно называют номинальным, во втором - реальным. То различение может быть прагматически полезным, но в дальнейшем статья трактует о реальных терминах.

При определении того реального явления, которое мы называем трезвостью, сохраняет полезность использование церковной практики, несмотря на лишь частичное совпадение религиозного и светского понимание термина «трезвость» и отсутствие во внерелигиозном речевом обороте варианта «трезвение».

Патриарх Алексий II определяет трезвение как «добродетель внимательного отношения к собственной духовной жизни, в противовес к рассеянности» (РГ, 19.02.07).

Очень чёткое, формульное определение, относящееся к типу родовидовых (аристотелевских) определений – посредством двух взаимосвязанных операций: причисления к роду (в данном случае это добродетели) и указания на специфическое назначение, качество. Таких определений подавляющее большинство (75-80 процентов всех определений).

Уместно напомнить афоризм видного нарколога Г.М.Энтина: «Трезвость – вот истинная добродетель человека нового мира» – рискнувшего в 1970 году использовать термин церковной лексики. Но этот прекрасный афоризм – не определение, он аксиологическая, т.е. ценностная, характеристика. Точно так, как и главный девиз трезвеннической кампании 80-х годов прошлого века «Трезвость – норма жизни!», отразивший тем не менее в скрытной форме (латентно) существенный атрибут анализируемого термина/понятия.

Радикально (но едва ли достаточно ортодоксально с точки рения православной догматики) и ценно, несмотря на отсутствие связи с питейной проблемой, толкование современного богослова протоиерея Максима Козлова, настоятеля храма МГУ во имя мученицы Татианы. Он утверждает: «Безусловно, принципиальным центром христианского сознания следует считать трезвость, трезвение», и поясняет: «Как писал в ХIХ веке Ф.М.Достоевский, – реализм. Христианин… должен быть реалистом, человеком с нуждами, скорбями, попечениями сегодняшнего дня, не уходящим в фантазии и не живущим иллюзиями о будущем» (Альфа и Омега, 2002, № 4. С.216). Обратим внимание на наполнение слова «реалист» - в противовес более распространённому сближению его с толкованием прагматик.

Эти размышления также не определение, однако могут быть легко преобразованы в родовидовое определение.

Нельзя пройти мимо толкования, данного С.С.Аверинцевым, для которого высшим (окончательным, «последним», по его словам) критерием, была «духовная трезвость, т.е. состояние, при котором слово // поверяет себя молчанием, а эмоциональный порыв соотносится с духовными, а не просто душевными критериями» (Вопросы литературы, 2004, № 6. С.30-31). А люди, знакомые с творчеством Даниила Андреева, неожиданно обнаружат, что поэт-мистик очень близко к такой трактовке трезвости понимает праведность, которая, по Андрееву, «не есть плод только монашеской аскезы», а «есть высшая ступень нравственного развития человека» («Роза мира», I глава; в первом издании [М.; Прометей, 1991]).

Нетрудно убедиться, что все процитированные религиозно ориентированные толкование и понимание трезвения/трезвости не только и не просто шире, но и значительнее, я бы сказал, возвышеннее и важнее для мировоззрения, чем понимание его/её только в значении сознательного, принципиального «антипития» – так что подход эрудированных и мыслящих религиозных мыслителей к рассмотрению интересующего нас явления заслуживает признания и принятия, даже если не всё в их выводах приемлемо с точки зрения объективного светского мировоззрения.

Что касается непосредственно антипитейного понимания термина, то оно отражено в «Справочнике оптималиста», составителем которого является Е.Г.Батраков. «Трезвость – полный отказ от потребления наркотиков». Вполне удовлетворительное определение, но не аристотелевского типа, а, скорее, синонимическое (левая, определяемая часть и правая, определяющая равны по объёму – при этом правая разъясняет левую, логически её не препарируя), что также является «законной» формой.

Родовидовые определения более совершенны и более удобны для обогащения термина в нескольких важнейших направлениях: 1) указания на детерминацию определяемого явления (объекта), т.е. условия на его возникновения и существования; 2) характеристику значения/назначения, если определяется нечто социальное; 3) включения в более широкий историко-социальный контекст; 4) указания на объекты/явления, к которым может быть отнесено определяемое явление как их атрибут/качество/состояние.

Выполнение этих требований, входящих в задачу определения, требует известных познавательно-исследовательских навыков и, по меньшей мере, склонности к анализу и желания делать выводы на его основе. К этому автор проекта статьи и приглашает читателей «Феникса».

Приглашение не должно казаться поощрением… хлестаковщины, хотя выработка определения и требует, безусловно, некоего минимума общей методологической квалификации, который может быть достигнут за счёт любознательности и интереса/привычки к размышлениям – в частности относительно определяемого объекта/предмета. Определение – это, конечно, не пустяк. Но всё-таки не объяснение.

Дело в том, что объяснение явления/объекта (соответственно –обоснование теории явления/объекта), в том числе согласно перечисленным четырём требованиям – это прерогатива теории/науки. Оно требует обширных знаний об объекте и специальной методологической подготовки. Определение же не содержит объяснения, а лишь так называемую атрибуцию, т.е. указание на соответствующие атрибуты-свойства-признаки. Разумеется, это «лишь» относительно. И оно весьма содержательно, предполагает более или менее правильную ориентацию в объекте и имеет достаточно сложное строение. Осуществить атрибуцию согласно четырём перечисленным аспектам не так-то легко даже с точки синтаксиса. Однако стоит попробовать.

Осуществим эту аналитическую пробу в обратном порядке к перечислению.

1. Кажется вполне очевидным, что атрибут «трезвость» должен быть отнесён нами и к единичному человеку (индивиду, личности), и к общностям разного масштаба: от семьи до этносов (народов) и человечества.

2. Не столь очевидно, но выглядит убедительно, что он (наш атрибут) относится к области культуры в широком, современном её понимании – как наиболее обширной регулирующей жизнедеятельность общества системы.

3. Напрашивается понимание значения/назначения трезвости как условия сохранения возможности существования и развития перечисленных в п.1. субъектов.

4. Требуется назвать те факторы (условия), благодаря которым можно обеспечить достижение и удержание трезвости: личности, микро- и макросообществ, общества в целом.

Объединение этих аналитически-логических процедур в одном суждении/предложении и даст нам искомое определение.

Данное предложение-приглашение вызвано не тем, что автор проекта статьи избегает риска предпринять индивидуальную попытку определить трезвость, а исключительно тем, что это центральное для мировоззрения участников ТД понятие целесообразно сформулировать из совокупности коллективных представлений о нём, на основе согласия или консенсуса.

Станислав Шевердин, член Совета МНАТ, Москва

От редакции: «Феникс» стремится быть доступным широкому кругу читателей, поэтому из фундаментальной статьи С.Н.Шевердина выпущены некоторые слова на мертвых языках. Желающие могут получить полный текст статьи по электронной почте.

к содержанию