Международная Независимая Ассоциация Трезвости

Ирония судьбы по отношению к «Войне и миру»

Читая роман, никак не мог отделаться от впечатления, что передо мной совсем другое произведение. Советский школьник много десятилетий тому назад не видел вопиющего диссонанса быта героев романа с образом жизни эпохи расцвета застоя. Осенью 2006 года я словно держал «партийное издание» толстовского «Согласия против пьянства» (которое появится-то только через два десятка лет).

Нет, Толстой не писал разоблачительного произведения в духе моей любимой статьи «Пора опомниться!». Герои романа – не трезвенники. Издержки алкоголепотребления рельефно показаны, в основном, в одном случае: в связи со взятием Москвы французами.

Потрясение в другом. Алкоголь находится где-то на обочине сюжета. Спиртного почти нет. Частота упоминаний чая примерно на порядок превосходит упоминания алкогольных изделий (эх, кому-нибудь бы пересчитать это соотношение с точностью до одного знака!).

Чай не просто упоминается между делом. Он высоко оценивается как материальная субстанция. По поводу рекреационных способностей чая есть чеканная формулировка. Ее провозглашает … француз Лоррен: «Ничто так не восстанавливает после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю» (т. 4, С. 106)[1] .

А уж «нематериальные» (существующие в сознании) качества чая словно взяты из рекламного ролика.

Есть герой в романе, который словно воплощает нормальный (в смысле наиболее распространенный) тип представителя правящего класса. Герой не сволочь, но и не подвижник, не гений, но и не тупица. У него нормальное человеческое желание: преуспеть в жизни и сохранить при этом самоуважение. Для этого ему надо строго придерживаться правил игры данного общества. В отличие супербогача Пьера Безухова наш герой беден, он не может позволить себе роскошь «чудить». Он должен жить «как все». Под стать этому хорошему человеку и его жена. Итак, эта семья – как вы догадались семья Берга,  - делает прием.

Берг приглашает приятеля – куда? - «чай пить» (т. 5, С. 195), также приглашают Пьера и его супругу «сделать мне честь пожаловать на чашку чая и … на ужин» (С. 5, 221).

Процесс, как говорится, пошел:

«…оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо и что вечер был как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами» (т. 5, С. 223).

«Все было как и у всех… Старички со старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, все было совершенно так же, как у других» (Т. 5, С. 224).

«Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Все было похоже. И дамские тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; …» (Т. 5,  С. 227)

Берг хотел быть «как все», через слово поминал чай, но не спиртное.

А вот другой герой, с моей точки зрения, такой же «среднеарифметический», как Берг (только куда более привлекательный искренностью своих чувств), - Николай Ростов. Оцените его планы: «О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривая в своем воображении к ним все условия будущей супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки…» (т. 7, С. 30). Наступает его семейная жизнь с Марьей Болконской. В Лысых Горах «…четыре раза в год, в именины и рожденья хозяев, съезжалось до ста человек гостей на один-два дня. Остальное время года шла ненарушимо правильная жизнь с обычными занятиями, чаями, завтраками, обедами, ужинами из домашней провизии» (т. 7, С. 272). Заметьте: правильная жизнь – с чаем.

Да простят меня любители изящной словесности, осмелюсь выразиться так: там, где сегодня образ нормального общения почти автоматически подразумевает употребление раствора продукта жизнедеятельности дрожжевых грибков, «Хорошо сидим!» у героев Толстого означало бы чаепитие в прямом смысле этого слова.

Всех интересных пассажей о чае как напитке и о чае как ритуале не перечислишь. Разве что сравнить с нашими днями. Ох уж этот образ «последней сигареты»! Как там у Толстого? У умирающего Андрея Болконского - временное улучшение. Он просит: «Что же чаю?» (т. 6, с. 396).

Самое первое упоминание о спиртном появляется, когда прочитана почти десятая часть первого тома. Чай появился уже на четвертой странице. Показательно, что уже  первое упоминание о спиртном – отрицательное. Князь Андрей укоряет Пьера: «Так это не идет тебе: все эти кутежи…» (т. 4, С. 41). А кутеж, в котором-таки примет участие Пьер, всеми воспринимается как нечто из ряда вон выходящее, и его участники наказываются.

Есть в романе герои, мне несимпатичные. Таков Долохов. Его из офицеров разжаловали в рядовые (и поделом ему!). Как бы поступил на его месте среднестатистический россиянин наших дней? Запил бы с горя! И почти все окружающие посочувствовали бы ему, «бедненькому», «пьяненькому».  А вот Долохова (уже рядового)  зовут на игру и, видимо, на выпивку. Он отвечает: «Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут» (т. 4, С. 154).

Еще более потрясающая картина -  Бородинская битва. Измерьте ее масштабом преступных «наркомовских ста грамм». Перед битвой офицер Тимохин заявляет: «Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку пить: не такой день, говорят» (т. 6, С. 216). Мы ему, конечно, верим, ибо только что прочли, как Пьер встретил Андрея Болконского перед Бородином: «Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей … предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай» (т. 6, С. 213).

Совсем невероятная картина – первый бал Наташи Ростовой. Только самый толстокожий носорог способен равнодушно читать строки (или видеть кадры гениальной экранизации С.Бондарчука) о треволнениях этой замечательной девушки. А теперь вспомним, читатель, что из спиртного выпила Наташа? Сколько грамм для смелости принял Андрей Болконский? Что смаковали прочие участники этой «дискотеки»? Водку, коньяк, вино, шампанское, портвейн, пиво? Что? Об этом ни слова. Для развития сюжета, для диалектики искренних чувств этиловый спирт не нужен по определению.

Поэтому очень любопытно разворачивается начало следующего дня:  «На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, … напившись чаю, сел за работу» (т. 5, С. 214). Потом принял Бицкого, к пяти вечера был на обеде у Сперанского (т. 5, С. 215-216). Хорошо погуляли, а потом ранним утром один из главных героев сел не опохмеляться, а … работать. Странно… Но когда же произошла эта невероятная безалкогольная история? «31-го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon, был бал у екатерининского вельможи» (т. 5, С. 202). Ой-ой-ой… Первый бал Наташи Ростовой – это рождественская история нашего недалекого прошлого. Героиня переживает равнодушие, страх, в конце концов к ней приходит ее принц. В общем, история Нади Шевелевой и Жени Лукашина полуторавековой давности. Только без спиртного.

Первый бал Наташи Ростовой «создан» в конце 60-х годов позапрошлого века, «Ирония судьбы» снята в 70-е годы века прошлого. Всего три поколения, а между ними словно пропасть. Как нас некогда учили, Лев Толстой не понял, не оценил, не разобрался.  А «Иронию судьбы» похвалил на  высшем партийном форуме (съезде КПСС) «наш Ильич». Может быть, лучше вернуться к толстовским идеям и перестать жить по «заветам Ильича» (в смысле, Леонида Ильича)?!

Владимир Ловчев, председатель МНАТ