Международная Независимая Ассоциация Трезвости

С.Н.Шевердин. Питейная традиция и современная цивилизация

10. Отрезвление и утверждение трезвости в реальной политике и в теоретическом проектировании 

10.2. Заинтересованы ли сейчас в отрезвлении сильные мира сего?

Новейшая история знает примеры успешных осушительных и радикально ограничительных кампаний. Прежде всего, это "сухой закон" в России в 1914-1921 годах и американский "прогибшен" 1920-1932 годов. Связанные "родственными" узами (опытом российского "запрета" сенат США официально интересовался в 1915 году), оба "осушения" имели - и это главное! - общий причинный инвариант, а именно сильное влияние на власть непитейного капитала, заинтересованного в отрезвлении рабочей силы, при значительном ослаблении влиятельности капитала питейного в условиях войны, когда и правительства (российское в особенности) нуждались в трезвой армии. Характерно, что ограничения на торговлю спиртным были в годы первой мировой войны введены почти всеми воюющими странами. Это были обстоятельства ограничения предпринимательской свободы, чрезвычайщина в той или иной степени, ослабление некоторых демократических институтов, хотя и после соблюдения всех "правил игры", как, например, в США, где запретительная 18-я поправка к Конституции была принята после многолетней борьбы по всем демократическим правилам и при участии достаточно развитой трезвеннической общественности, чья деятельность была освящена именем Авраама Линкольна.

Наиболее существенно следующее: для целеустремленного, последовательного "осушения" необходимо наличие доминирующего влияния экономической и (или) политической силы антиалкогольной ориентации. Исключения и отступления от этой закономерности лишь подчеркивают его природу. Так, в годы Великой Отечественной войны наблюдалось резкое "осушение" тыла, в особенности в промышленности, когда при огромном дефиците рабочей силы люди работали на победу подчас круглосуточно, пребывая на предприятиях на казарменном положении. Для армии же водки не жалели, потому что не жалели людских ресурсов: Сталин полагал, что регулярное "воодушевление" пресловутыми боевыми ста граммами будет повышать настроение и хмельной кураж, выигрыш от чего превысит неизбежные человеческие потери из-за снижения во хмелю бдительности и элементарных боевых навыков.

Так или иначе, власть, "сильные" к принятию действенных мер по снижению потребления алкоголя всегда побуждались, прежде всего, сугубо утилитарными интересами - желанием повысить эффективность производства, а отнюдь не гуманитарными соображениями. В период первой мировой войны "отрезвление рабочих" (именно так, кстати, называлось серьезное обследование нескольких сотен промышленных предприятий центра России, проведенное обществом заводчиков и фабрикантов) дало очень ощутимую прибавку производительности труда - около 10 процентов. Этот показатель в 70-е годы был экстраполирован и пересчитан в современных абсолютных величинах ожидаемого эффекта академиком С.Г.Струмилиным и профессором М.Я.Сониным (196; 33). Строго говоря, экстраполяция не была слишком корректной, поскольку в военных условиях те 10 процентов были получены не только благодаря "отрезвлению рабочих", но и в результате перехода на непрерывную рабочую неделю и казарменный режим. Однако, в общем-целом прогноз был верен и активно использовался антиалкогольщиками в борьбе с "питейщиками"".

Соблазн десятипроцентной прибавки производительности труда был весомым козырем накануне последней российской антипитейной реформы - вот только не оказалось на этот раз подходящего "общества заводчиков и фабрикантов", а вскоре какой-либо крупномасштабный сравнительный анализ влияния фактора отрезвления потерял актуальность из-за крутого слома отечественной экономики и потери условий принципиальной сравнимости показателей. И хотя некоторые нынешние антиалкогольщики в угрожающей алкогольной ситуации середины 1990-х (эта ситуация анализируется в приложении, написанном А.В.Немцовым) продолжают еще по инерции пользоваться как "десятипроцентным аргументом", так и другими доводами о возможной выгоде в результате отрезвления производственных процессов, но кому это сейчас интересно?

Случилось худшее - исчезла вообще экономическая заинтересованность в массовом отрезвлении. В России она сейчас усугублена общим кризисом экономики, катастрофическим падением производства, низким спросом на живой труд. Но это пройдет, а ненужность отрезвления живого труда сохранится - как результат действия современных закономерностей индустриального и постиндустриального общества. Тем более - информационного, когда потребность в живом труде стремительно падает. Уже сейчас, по разным подсчетам, все необходимое для человечества может произвести одна четвертая или даже одна десятая часть занятого населения. Остальные - лишние. И, к сожалению, мы пока что живем в мире, где лишние для производства оказываются лишними и на празднике жизни.

С началом экономического подъема в России, переходом производства на высокие технологии будет - в соответствии с мировой тенденцией - падать и заинтересованность отечественного капитала и выражающей его интересы власти в отрезвлении рабочей силы: будет хватать более или менее трезвых - пьющих же, реально или потенциально вредных для производства, проще выгнать, чем спасать. Наивно надеяться на то, что в ближайшее время отношение власть придержащих (аналогично: капитал придержащих) к людям как всего лишь к трудовым ресурсам отойдет в прошлое и утвердится на гуманитарных принципах, то есть станет именно гуманным, а не утилитарным. Поэтому наивно надеяться и на поддержку современными государствами благородной инициативы ВОЗ "Здоровье для всех к 2000 году!" (Кстати, провозглашена Великой хартией здравоохранения в 1978 году в бывшем СССР, в Алма-Ате).

Пессимистический (будем смотреть правде в глаза!) прогноз опирается на то, что в обозримом будущем, при непременной стабильности нынешних капиталистических стран и при нынешней демократии уровень потребления алкоголя будет колебаться в пределах 5 - 15 литров абсолютного этанола на душу: этот уровень будет достаточен для существования питейного капитала, для пополнения государственной казны и в то же время не столь велик, чтобы его разрушительные для общества и государства последствия не могли быть удержаны в приемлемых границах карательной системой. Нынешним развитым странам и нынешним правовым (становящимся правовыми) государствам ничуть не жаль будет заплатить за сохранение такого статус-кво цену в миллионы жизней и индивидуальных трагедий. "Трагичным является ... то, что мы должны жить в этом несимпатичном и нездоровом современном государстве и надеяться преобразовать его в культурное государство", - писал Альберт Швейцер (224; 236). Он, правда, на это надеялся, хотя признавал и то, "что, судя по опыту истории, государство не может существовать в условиях правдивости, справедливости и этических норм" (224; 237). Да, Швейцер верил и надеялся, хотя - характерное признание! - исходил из "той глубокой наивности, когда представляют себе государство как управляемое этическими и культурными идеалами", полагался "на силу морали, вытекающей из благоговения перед жизнью" (224; 237).

Приверженность иллюзиям, свойственная гениям вроде Вернадского, Тейяра, Швейцера, которые - при всей своей гениальности, но под влиянием именно своего невостребованного благородства - спотыкались о кочки политической реальности, побуждает и нас, их читателей и почитателей, заниматься не только реальной, то есть действительно возможной политикой, но и реально-идеальным (sic !) политическим проектированием, то есть таким проектированием целесообразной стратегии, которая только и может обеспечить достижение поставленной цели, коли она признается соответствующей общественному благу. Соглашаясь с тем, что политика - это искусство возможного, в политическом проектировании необходимо помнить о границах поклонения возможному. В свое время М.Е.Салтыков-Щедрин достаточно убедительно показал, что подчинение принципу "по возможности" чревато поклонением правилу "применительно к подлости".

Этой подлостью мы сыты по горло. Вот почему полезно - хотя бы и не для ближайшего будущего, но в расчете на "государство, управляемое этическими и культурными идеалами" - представить гипотетическую развертку запрета на всякую вредную деятельность.